Гравюры на ветру - Страница 73

Она замолчала, на секунду испугавшись, что ее слова могут вызвать его гнев. Однако в ответ Хайдель довольно спокойно произнес:

— Так что же платье?

И тогда она осмелилась продолжить:

— Я бесконечно признательна вам за эту поездку в город. Вы сделали мне королевский подарок. Спасибо вам, вы очень добрый человек.

Клаус мысленно усмехнулся: «Да… Она наивна как ребенок, — подумал он, машинально щелкнув пальцами. — Если бы я выбрал в тот день секретаршу Брюмера, таких приятных диалогов я бы явно был лишен».

— Хельга, — сказал он, разглядывая ее лицо и пытаясь угадать, о чем она думает, — я очень устал за последние дни. Я хочу немного отдохнуть. Мне бы хотелось сегодня с тобой поужинать. Но… Но не так, как в прошлый раз. Просто скромный домашний ужин, без особенных кулинарных изысков. И… Я надеюсь, ты будешь вести себя достаточно непринужденно и не станешь раздражать меня, вздрагивая при каждом вопросе.

— Итак, — добавил он, подводя итог всему сказанному, — иди к Антонио и помоги ему накрыть на стол, а я спущусь вниз примерно через час.

За ужином, когда препятствие от первой пятиминутной скованности было преодолено, Клаус произнес:

— Расскажи мне немного о себе. Что-нибудь такое, о чем тебе было бы приятно вспомнить. Например, какие у тебя были друзья, о чем ты мечтала, когда была подростком.

Она задумалась и, посидев некоторое время молча, едва заметно улыбнулась.

— Мне вспомнились те дни, когда нам с подругой было пятнадцать с половиной лет, — сказала она, глядя на Клауса. — Это было удивительное время. Время зарождения грез и бесконечных разговоров о будущем. Бывало, что, прочитав с Алисией одну и ту же книгу, мы шли гулять в парк и там часами придумывали продолжение очередной романтической истории, сошедшей к нам со страниц. А потом, когда эта тема была уже полностью исчерпана, мы начинали мечтать о том, какими мы станем, когда пройдет несколько лет.

— И как ты представляла себе свою жизнь в те времена? — Клаус, с интересом рассматривал выражение ее лица.

— Мне всегда казалось, что она будет очень неординарной, — ответила Хельга, грустно усмехнувшись. — Удивительно, но у меня даже не было сомнения в том, что однажды на моем пути встретится великая любовь, которую я пронесу через всю жизнь. Как странно…

— Что странно? — спросил Хайдель, потянувшись за сигаретами.

— Странно то, что я могла так ошибаться, — ответила Хельга задумчиво. — Все эти мысли… Они казались мне такими реальными. А все вышло совсем иначе…

Она немного помолчала, продолжая вспоминать те далекие времена, а потом вдруг снова слегка улыбнулась.

— Помню одну историю, произошедшую с нами при выходе из костела…

— Ты католичка? — удивился Хайдель.

— Да, я ведь только на четверть еврейка, и меня воспитывали в христианской традиции.

— Так что же произошло с тобой возле костела?

— Мы с Алисией стояли возле невысокой чугунной ограды и разговаривали, — Хельга на секунду закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти тот солнечный краковский полдень. — Неожиданно к нам подошла какая-то старая женщина и стала предлагать погадать по руке. Мы смеялись, говоря, что и так все знаем о своем будущем, — Алисия в ту пору была уверена, что станет женой известного музыканта, — однако старуха не унималась.

— И что же? — усмехнулся Хайдель. — Она вам все-таки погадала?

— Да, но почему-то только мне. Помню, как она взяла мою руку в свою шершавую старческую ладонь и, засмеявшись, произнесла: «Однажды у тебя будет большая любовь, но не думай, что этот путь будет усыпан розами».

— И все? — спросил Клаус, удивляясь про себя, насколько красивой ему стала казаться Хельга в мерцающем свете свечей.

— Да, больше она ничего не сказала. И странно, что я не вспоминала об этом случае уже очень много лет.

Некоторое время они оба молчали, погрузившись каждый в свои мысли, а после Клаус сказал:

— Да, странно бывает вспоминать то, что было так давно. Эти романтические мысли… Помню, когда мне было лет восемнадцать, я был очень увлечен одной девушкой, которая жила на самом последнем этаже мрачного старинного дома. Родители не разрешали ей ходить со мной на свидания, и поэтому мы встречались только украдкой в здании старой гимназии, куда нас пропускал ее дед, работавший там сторожем. Мы заходили в какой-нибудь класс, пропахший старыми деревянными партами и пыльными портьерами, и стояли возле доски. Мне было очень страшно открыто признаваться ей в любви, и поэтому я брал мел и размашистыми буквами начинал писать по-латыни лирические стихи собственного сочинения.

Ужин подошел к концу и они, как в прошлый раз, пересели в кресла. «Странно, — думал Хайдель, — мне действительно удалось по-настоящему отдохнуть сегодня вечером. Видимо, причина все-таки в ней — Хельге. Она так боится нарушить мое расположение, так опасается произнести лишнее слово, что в итоге делает только то, что меня не раздражает. Смешно… Моя игра в галантность, которую я затеял, как очередной спектакль жестокости и демонстрации власти, принес в результате такие неожиданные плоды». Он закурил и, глядя на сидящую напротив него Хельгу, спросил:

— Ты довольна сегодняшним вечером?

— Да, — она подняла на него робкий взгляд, — я очень благодарна вам за все это.

Глядя на Клауса, Хельга пыталась по его настроению угадать, что именно он собирается делать дальше. «Пожалуйста, — думала она, — пусть сегодня все закончится так же, как прошлый раз, пожалуйста… Тогда я смогу поверить в вас, пойму, что в вас нет жестокости, злобы… Отпустите меня и я всегда буду выполнять все ваши желания…»